Я и чувствую себя почти на грани, и воспоминания этих дней - сплошными пятнами и вспышками.
Зато в этом пограничье нелогично и совсем по-новому думается, и хочется записывать каждую мысль, сплошным потоком сознания, здравствуйте, мистер Фолкнер, шляпу можно повесить здесь.
Вспышка - нежится в ослепительном вечернем сиянии Город, и он прекрасен, когда в нем солнце, но именно в пасмурные дни он - он, только в серой дымке непреложна истина: кроме него не существует более ничего, он вечен, и за пределами жемчужной сферы только леса и чайки.
Вспышка - утренние улицы, апрель, Смоленск, мои соседки перебрасывают друг другу банановые шкурки, а я читаю Флейту-позвоночник; "Зачем так много книг?" "А вдруг мне захочется почитать что-нибудь другое?"
Вспышка - и ворох осенних листьев, они кружатся в воздухе, и утки смешно вытягивают шеи из воды, хлопают крыльями. Медленно темнеет, Таврический пахнет травой и осенью; "Ты будешь собирать листья?"; "Я посадил гусениц в банку и ждал, когда они превратятся в бабочек";
Еще вспышка - Аствацатуров читает лекцию сидя на подоконнике, лица вокруг расплываются, глаза болят от недосыпа; он сидит спиной к свету, в открытое окно залетает сквозняк; его рассказ причудливо вплетается в мой полусон: "Жизнь бесконечна и бессюжетна, в ней нет главного и неважного, она несется единым потоком впечатлений, одним бесконечным днем миссис Деллоуэй, восприятием, ощущением. В ней нет фабулы, морали, ясности, только - вспышками - хаос ассоциаций и мыслей"; аудитория влюбленно вздыхает и записывает, улыбается кому-то Дама, качается листва за окном.
Вспышка - "Синие розы" на Фонтанке, болезненно хромает Эмилия, заходится в горьком хохоте Журавлев, стеклянным звоном отзывается в голове каждая реплика. Герои мечутся по хрустальному лабиринту, не находят слов, посылают волны тревоги и отчаяния бродить по залу. Во втором акте - Танец, волшебно-прекрасный, символичный, откровением - чуткий. Как много можно передать одним танцем - страх, доверие, превращение, открытие, зарождение, чудо, всю хрупкую красоту непохожей на других девочки, и тот момент, когда безвозвратно исчезают единороги. Звон бьющегося стекла - чистым звуком любви и сожаления.
Новая вспышка - А у тебя была когда-нибудь сестра? It was always her and Quentin; глотками и пригоршнями - страницы и слова. Чистая боль, та, которую кто-то однажды назвал священной; продал луг Бенджи, чтобы отправить Квентина в Гарвард; я прочитала где-то, что он медленно развоплощается на протяжении всей главы, и не могу выбросить это из головы. Кэдди, Кэдди.
Проходя по Академическому переулку (покосившиеся дома, старинные ограды) подумала, что упорно живу в своем измерении, намеренно исключая из него все, что не вписывается в него - уродливые вывески, иномарки, безликих недобрых людей. Иногда я понимаю Эдриана, который просто не верил в существование других - во Вселенной ведь не может быть несколько таких сильных порывов, таких чувств, это просто невозможно.