Если скажут, что погибла я,
Если где-нибудь услышишь вдруг,
Что заснула – не проснулась, –
Не печалься и не верь.
Не заснула я, любимый мой,
Я ушла гулять по городу, –
Просто вышла и бесшумно
За собой закрыла дверь.

Вера Матвеева (1945—1976) — российский поэт, бард, автор порядка 60 песен на собственные стихи, а также стихи Новеллы Матвеевой, Давида Самойлова, Редьярда Киплинга, Константина Библа.

Сейчас остановится, и остановится сердце.Родилась Вера 23 октября 1945 г. в семье военнослужащего в Хабаровском крае в г. Куйбышевка-Восточная Амурской области (ныне г. Белогорск). Необыкновенная одаренность Веры начала проявляться с младенчества, окружающие удивлялись и прочили ей артистическое будущее. В детстве Вера вместе со своей младшей сестрой Ольгой училась играть на фортепиано, сначала на дому у старенькой учительницы, а затем в музыкальной школе города Химки Московской области, куда семья переехала на постоянное местожительство. Считается, что фортепиано – трудный инструмент, и тому, кто его освоил, гитара нипочем, а посему многие дипломированные дарования впоследствии относятся к шестиструнке без особого пиетета. Мало кому дано превратить аккомпанемент в беседу, и лишь единицам – в волшебство. Вере это удавалось. «Снять» ее мелодию несложно, аккорды простые, но сделать так, чтобы она звучала, очень трудно. Куда-то исчезает легкость, звуки становятся тяжеловесными, теряется прозрачность. Получается самая обыкновенная музыка. Бог знает, в чем тут загвоздка. Может, в особом, обостренном восприятии бытия, свойственном поэтам по рождению. Может быть, в предчувствии, в той самой интуиции судьбы, которая почти каждую Верину песню превращает в последнюю, то есть в такую, после которой дальше можно уже ничего не говорить. Эта отточенная завершенность образа пришла к ней после того, как был объявлен приговор. Вере было всего двадцать пять, когда врачи обнаружили у нее рак. Саркома головного мозга. Впереди было еще шесть лет – жизни, надежды, любви. Она так хотела ее, так ждала, вместе с героинями песен: Золушкой, Ассоль, Сольвейг; вместе со всеми своими рыбачками и танцовщицами... Любовь – это огонь, который не греет, на нем ни ухи не сварить, ни одежды не высушить. Он иной по определению: священный. Его назначение – только светить, в потемках мира, в глухой черноте одиночества указывая единственно возможную дорогу.

Любовь, моя лодочка, не утони –
Море часто штормит.
Любовь, моя птица, крыла не сломай –
Где-то гроза гремит...
Хоть я ничего и не жду от тебя,
Но мне без тебя и земля – не земля...
Смотри, не погасни же, мой огонек, –
Быстро время летит.

...А вообще-то времена были веселые. Оттепель еще не кончилась, застой не начался. Вечером в Политехе яблоку упасть было негде. Однажды после концерта к Вере подошла интеллигентная старушка, сказала, что плакала, слушая ее: «У вас голосок прямо серебряный, только юбочка уж очень коротенькая». Мини, клеши, туфли на платформе – вольная, слегка эпатажная мода второй половины 60-х – начала 70-х. Все, кого мы нынче зовем мэтрами, были тогда чертовски молоды... Как тесно было Вериной молодости в заколоченной, хоть и позолоченной, клетке, как хотелось вырваться, пролететь над всем миром – над далеким Мандалеем, над северными морями, над Кентукки и Аппалачами! Но – не вышло.

Тебя земля ревниво привязала,
Не улетишь, зеленый огонечек...

Так и остался Верин размах лишь в песнях. Вера никогда не писала «социалку», у нее нет ни одной строчки на злобу дня, но ее «Обращение к душе» – реквием по связанным крыльям, лучше любых разоблачительных очерков повествующий о том, каково это – жить взаперти. Она обладала невероятной чуткостью к слову, утонченным слухом, позволяющим творить музыку из всего: из настроения, из погоды, из чужих стихов. Вера пела стихи Окуджавы, Заболоцкого, Самойлова, Библа, Киплинга, с камертонной точностью улавливая их внутреннюю мелодию. Раза два ей довелось переложить на свою музыку тексты песен другой Матвеевой – Новеллы, которая к тому времени была уже известным, зрелым автором. Обычно такой шаг вызывает бурю негодования, но Новелле Николаевне Верина «Рыбачья песня» понравилась даже больше, чем своя. Вера была, наверно, единственная, кому удалось преодолеть границу, делящую бардовскую лирику на мужскую и женскую. Ожидание, любовь, разлука, надежда – все эти традиционно «женские» темы в песнях Веры оказались вынесены так далеко за рамки бытового контекста, что стали восприниматься как явления судьбы, общие для всего живого. От женственности осталась только душа – существительное женского рода. Душа-странница, душа-печальница и утешительница. Да и что, в конце концов, есть у человека, кроме души? Песни Веры Матвеевой были сложены у края жизни, возле той кромки, за которой плещет волна неведомого. Фрейдист объяснит, что они были порождены естественным страхом перед смертью. Философ увидит в них попытку осознать и принять неизбежное. Поэты и музыканты промолчат, не желая солгать, потому что к этой грани каждый подходит в одиночку, без свидетелей. Родные, друзья, любимые – все остаются позади. Тот, кто оказался у края, обречен на одиночество. Веру Матвееву невозможно ни петь, ни слушать хором. Есть вещи, которые не открываются простым смертным иначе, как вместе с роковым знанием о собственной смерти. Одна из них – вкус к жизни. Не к радостям, не к удовольствиям, а к мгновениям, которых, кажется, так много в запасе у любого из нас, что и считать не стоит. К мелочам, вроде бегущей воды, облетающих одуванчиков, тающего снега. К череде случайных образов, ежедневно мелькающих перед глазами. Вера собирала все эти случайности, складывала – получались песни. Ни отчаянию, ни безысходности в них места не оставалось. У Веры была сильная воля. Сорваться в депрессию означало бы предать себя, отречься от музыки. Она очень хотела жить. «Вот придет август, и я поправлюсь», – говорила она, хотя уже несколько месяцев не поднималась с постели, руки переставали слушаться, и кроме чашки с минеральной водой она уже ни до чего не могла дотянуться. Это не было бессмысленным самовнушением. Вера не цеплялась за жизнь – просто жила, каждый отпущенный миг принимая с благодарностью, как драгоценный дар. Кажется, именно такое отношение к жизни все религии считают подобающим человеку.

Хватит плакать,
распахни глаза пошире,
Посмотри, какая в небе синева!
Солнце сыплет
разноцветные смешинки,
И от них у всех кружится голова.
Все на свете пройдет,
отболит, отомрет,
Отзвенит, как струна,
где-то оборвется...
Надо очень хотеть все на свете уметь,
Надо очень стараться успеть.
Ни о чем не грустить,
все забыть, всех простить,
Мало дней нам дано,
чтобы обижаться.
Надо много хотеть, все на свете уметь,
Надо очень стараться успеть...

За год до смерти Вера вышла замуж. Любовь пришла к ней внезапно, когда она уже и ждать ее перестала… Это было на концерте в Одессе. Один из слушателей подошел и сказал, что он – давний поклонник ее творчества и посещал многие концерты в Москве… Лето было жаркое. Врачи запрещали Вере быть на солнце, а она так соскучилась по солнцу, по обычной жизни, да и счастье заслонило все опасения, все страхи, забылись все предписания врачей. К ней пришла долгожданная взаимная любовь. Они поженились. Но увы, счастье прервала болезнь… Солнце безжалостно пробудило все те опасные клетки в организме Веры, которые дремали. Последние месяцы жизни Вера провела в мучительных страданиях. Умерла она 11 августа 1976 года, не дожив и до 31 года. А те 60 песен, которые Вера успела сочинить за свою короткую жизнь, позволяют говорить не просто о таланте, а об уникальном явлении в российском бардовском творчестве.




Растаяла жизнь, как маленькая снежинка,
А в комнате у меня до сих пор не согреться:
Поет ее голосом маленькая пластинка,
Сейчас остановится, - и остановится сердце.
Остановится сердце...

Девочка была маленькой и мечтала о дельфинах,
Они издалека узнавали ее по походке.
Подплывали и подставляли ей мокрые спины,
И не нужно было никакой лодки.
Никакой лодки...

А потом она выросла и купила билет к морю,
Волна щекотала ее тонким шелковым подолом.
Ни рыбы, ни птицы, ни водоросли не знали, какое у нее горе,
Она говорила с ними только о веселом,
Только о веселом...

Растаяла жизнь, как маленькая снежинка,
А в комнате у меня до сих пор не согреться:
Поет ее голосом маленькая пластинка,
Сейчас остановится, - и остановится сердце.
Остановится сердце...

А еще она любила гулять по московским улицам,
И распивать с подружкой на кухне крепкий зеленый чай.
А еще она пела, и все понимали, какая она умница.
Но нигде: ни в Японии, ни в Китае не было ни одного врача,
Ни одного врача...

Однажды пришло лето, и она влюбилась.
И были у него такие замечательные глаза и руки.
Неожиданно зеркальце выскользнуло из рук и разбилось,
И тогда она сказала ему о предстоящей разлуке,
О скорой разлуке...

Когда она уходила, он плакал и за нее молился.
И разлетелись песни-птицы ее по черно-белому свету.
А потом он уехал в Америку и женился.
Америка не Россия, но и там ее нету.
Там ее нету...

Растаяла жизнь, как маленькая снежинка,
А в комнате у меня до сих пор не согреться:
Поет ее голосом маленькая пластинка,
Сейчас остановится, - и остановится сердце.
Остановится сердце...

Остановится...

@темы: Музыка сфер, Гора горевала, что только грустью станет..., Dead letters, Поэтическое