"Великая красота" Паоло Соррентино - несюжетное произведение, и лучше всего его, пожалуй, характеризуют слова, сказанные его же главным героем: "время, полное болтовни, белый шум и беспорядочные вспышки красоты". Из этих спутанных нитей, тем не менее, получается большое и умное кино - в котором достаточно цитат, достаточно подсказок и достаточно тишины, чтобы данный ему Оскар можно было считать полностью заслуженным.
В центре хаоса кадров, который мог стать сюжетом, но не стал, расслабленно возлегает в гамаке престарелый гедонист и сентиментальный мизантроп Джеп, рассеянно провожая взглядом череду людей и образов. Когда-то он написал гениальный роман, так и оставшийся единственным, и с тех пор посвятил жизнь бесконечным вечеринкам и бесконечному же Риму в поисках "великой красоты", высшего совершенства, отблеск которого открылся ему на мгновение когда-то в юности. Но путь на вершину мира у Соррентино оборачивается парадом глупцов - паравозиком, который никуда не едет, исполненным вымученной грации движением в никуда. Впрочем, герой временами даже, кажется, получает от этого кружения искреннее удовольствие.
Фильм, в названии которого заявлена красота, не может быть ни о чем другом - он и красивый и бессмысленный, по-своему идеальный и безумный - истерика обиженного ребенка выворачивается в концептуальный арт-проект, красота обнаженного тела равняется с мебелью, безумие заворачивают в хрустящую бумагу и продают, а глупость возвеличивают и надевают, как фальшивые лица и пустые улыбки. Герой на самом деле ищет не красоту, ее достаточно и с избытком вокруг него, - беда в том, что и красота утратила смысл, превратилась в змею, пожирающую собственный хвост. Персонифицировано - в истории стареющей стриптизерши, зарабатывающей огромные деньги на своей красоте, - чтобы на поддержание этой красоты их и потратить. И все блуждания Джепа и построены на этом бесплодном усилии - он видит прекрасное, но не может понять, зачем оно здесь - смысл стерся, значение утрачено. А заканчивается все, как обычно, смертью.
И наверное, легко не замечать этого, отдаться на волю будней и режиссера, обмануть себя своей же утешительной ложью, но герой-то как раз этого сделать не может - когда-то ему приоткрылась настоящая, осмысленная и оправданная в самой себе красота, и ему не дает покоя это мгновение, в сравнении с которым вся его жизнь - лишь череда яркой звенящей сладкоголосой фальши.
И герой ищет свой смысл - вслед за Марчелло Мастроянни обходя кругами вечный город - но если у Феллини даже бессмысленность сладкой жизни кажется величественной, а герои - пирующими на обломках былого великолепия порочными наследниками империи, герои фильма Соррентино напоминают скорее резвящихся в древних развалинах обезьян, растащивших по кусочкам священное наследие. И окружающая великая красота не облагораживает происходящее, а лишь придает действу оттенок извращенной травести.
В поисках смысла герой подходит, кажется, к последней черте - исчезновению, смерти - будь это цирковой фокус с жирафом или рассыпающаяся от старости святая монахиня - и лишь здесь находит наконец последнюю подсказку, полустершуюся стрелку, указывающую назад - к корням.
К юности и началу, к древности, к первому и простому акту дарения имени - к белым птицам в розовом рассветном сиянии - потому что корни - это важно. И ответ на главный вопрос фильма - в том, что на него нет и не нужно ответа. Красота в веках и в простоте, она никуда не делась, а значение ее нужно лишь вспомнить - или отыскать новое. (Как водится, единственным способом).
Не случайно противоположностью смерти в итальянском языке является не жизнь, но любовь.