Флейта водосточных труб.
Этот образ меня давно преследовал.
Флоран/Микеле, PG
В квартире темно. Флоран сидит на диване, откинув голову на спинку, и пытается не думать о том, как тихо стало в доме после отъезда Микеле.
Его мысли прерывает стук по стеклу.
Фло подскакивает и, протягивая руку, включает торшер у дивана. И неверяще смотрит на балкон.
Там, за дверью, стоит Микеле, улыбается и держит розы.
Фло бросается к балкону, натыкается на диван и задевает бедром рояль, но замечает это отстраненно. Он щелкает шпингалетом, рывком открывает дверь и говорит одно лишь слово:
- Как?..
- По водосточной трубе, - отвечает Микеле. - Я ключи забыл.
В его устах это звучит так беззаботно, что хочется кивнуть и поверить.
- Какие ключи? Ты мог позвонить!
- Ну, я так и хотел сначала, - Микеле пожимает плечами. И улыбается, так, как может только он, - Но тут на углу я увидел розы, а потом увидел твой балкон и...
- Как ты залез? - Флоран кидает розы на подоконник.
- Словно ты в детстве не лазил по деревьям. Или в окна к любимой девчонке, - итальянец хохочет, как мальчишка, а Фло смотрит на его руки, исцарапанные розами.
- Покажи мне, - он берет его руку и дует на ладонь. - Ну как так можно?
Микеле лишь улыбается и пожимает плечами - а в следующую секунду замирает в объятиях Фло.
- Идиот, - выдыхает тот, уткнувшись носом в щеку Микеле. Он - Флоран готов поспорить - улыбается.
Через приоткрытую балконную дверь доносится шум улицы и теплая парижская ночь просачивается в комнату.


Фло/Микеле, такси и дождь.Уже давно за полночь и льет, как из ведра, а они торчат на какой-то улочке в центре Парижа - Фло даже не может прочитать ее название под тусклым фонарным светом - и ждут такси.
- Может, вернемся в кафе? - спрашивает он у Микеле.
- Нет, тут хорошо, - итальянец подставляет лица каплям и улыбается.
- Дождь ведь, - говорит Фло и думает, что нельзя сказать вещи более очевидной. - Давай хоть зонт...
- Да брось, - Микеле хватает его за руку. - Все равно уже промокли.
"Где же это чертово такси?" - думает Фло. Точнее, старается думать, но чувствует тепло руки Микеле и осторожно сжимает ладонь.
Наверное, момент не самый подходящий, но подходящего может и вовсе не быть.
И Фло притягивает Микеле к себе и целует его. Он чувтсвует, как Микеле замирает, но через пару секунд отвечае на поцелуй. Кажется, подъезжает машина, и Фло, судорожно вздохнув, отрывается от итальянца.
- Поехали.
В центре Парижа льет, как из ведра, а его личное солнце улыбается.

Пишет  Elvira_faery:

И немного о политике
Давненько у меня не было политических агиток. Более того - подозреваю, что больше их и не будет. Потому что согласно новому закону, граждане, публичное (читай: Интернет-аудитория) обсуждение темы ЛГБТ будет караться штрафом вплоть до 100 тыс. рублей с физических лиц.

Выдержка из редакции для третьего чтения«Статья 6.21. Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних

1. Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних, выразившаяся в распространении информации, направленной на формирование у несовершеннолетних нетрадиционных сексуальных установок, привлекательности нетрадиционных сексуальных отношений, искаженного представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений, либо навязывание информации о нетрадиционных сексуальных отношениях, вызывающей интерес к таким отношениям, если эти действия не содержат уголовно наказуемого деяния, -
влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от четырех тысяч до пяти тысяч рублей; на должностных лиц - от сорока тысяч до пятидесяти тысяч рублей; на юридических лиц - от восьмисот тысяч до одного миллиона рублей либо административное приостановление деятельности на срок до девяноста суток.
2. Действия, предусмотренные частью 1 настоящей статьи, совершенные с применением средств массовой информации и (или) информационно-телекоммуникационных сетей (в том числе сети «Интернет»), если эти действия не содержат уголовно наказуемого деяния, -
влекут наложение административного штрафа на граждан в размере от пятидесяти тысяч до ста тысяч рублей; на должностных лиц - от ста тысяч до двухсот тысяч рублей; на юридических лиц - одного миллиона рублей либо административное приостановление деятельности на срок до девяноста суток.

Да, мы приплыли, дамы и господа, это происходит, это реальность, а не страшный сон. Год назад я предвидела продолжение инициативы г-на Милонова в виде запрета на работу для геев и добровольно-принудительного лечения от. Сегодня мы еще на шаг приблизились к этому светлому будущему.
Но сказать я хочу не об этом, а о проекте "Дети-404". Думаю, его скоро закроют, а значит - это мой последний шанс, может, сказать.

читать дальшеО проекте и о призыве Лены Костюченко выходить на митинг 11 июня. Митинг, собственно, по поводу третьего чтения любимого законотворчества.

Лена пишет, что ей стыдно, что она не вышла на такой митинг раньше, и что, может, если б она вышла...
Но она ошибается.

Можно ходить на митинги хоть каждый день, как на работу, и это ни на секунду не придаст простому народу, тому самому, который ненавидит, выгоняет, бьет и презирает, понимания того, что мы - такие же, как они. А некоторые даже изначально вели себя, как они, и искренне верили, что они "как все" (это я о себе, если что).

Для того, чтоб не принимали такие законы, не должно быть ожидающей таких законов аудитории. Этот закон - публичный пряник, который законодателям ничего не стоит. Если б не было аудитории - пряник бы не стали есть.

А знаете, почему есть аудитория? Потому что для "народа" пресловутого гей - это существо в лучшем случае из плохой комедии, а в худшем - из речей очередной матери-героини, выступающей в комитете "Защитим деток от поругания". Кто-то, кто совершенно точно не_рядом, кто-то, скорее всего, больной или засланный иностранной разведкой. Невозможно представить, чтоб этим кем-то оказался сосед Вася, или дочка свояченницы Зинка. Геи не могут нормально выглядеть, платить налоги, рожать детей и воспитывать их в любви. Геи не могут образовывать стабильных пар. Гей - это что-то в перьях и дегте из другого мира.

И нет и не может быть другого пути пресловутой борьбы за свои права, нежели выход из шкафа. Через не хочу, через "маме будет плохо с сердцем", через "Иван Иваныч не поймет". Если ты не умеешь переступить свой страх - рано или поздно жизнь переступит через тебя. Это жизнь - сильный жрет слабого.

Ребята - вы, которые жалуетесь в уютных днявочках на непонимание семьи, которые "бережете близких от", которые живете двойной жизнью, тихо, исподтишка. Я знаю, что вы есть среди моих ПЧей, не один человек и не два. Дети, которых выгоняют из дома и избивают одноклассники - их кровь не только на руках депутатов, но и на ваших. На наших. Подумайте об этом хотя бы сейчас, и реализуйте свой шанс открыть, наконец, рот. Ведь вы, в отличие от этих детей - как будто бы взрослые? Так будьте ими. Взрослые люди не боятся злого папу и не стыдятся самих себя. Взрослые люди умеют отвечать за свой выбор и умеют гордиться тем, что они есть.

Знаете, я помню всех, кому соврала, что у меня "есть друг". Помню, потому что таких людей было реально немного. Меньше, чем пальцев на руках, скажем так. И среди них нет ни одного родственника и ни одного друга... И, конечно, все это служит мне утешением. Да. Я сделала почти все, что могла.
Но мне все равно стыдно - за каждого незнакомого человека (это всегда незнакомые люди, которые попадаются мне первый и последний раз). Я могу забыть про день рождения приятеля, или про то, что надо купить картошки. Но про этих людей я помню - и каждый раз заново испытываю жгучий стыд. Даже осознание того, что в этом_конкретном_случае надо было промолчать, что это правильно, безопасно, разумно, не помогает. Ведь это единственное, что я могу реально сделать для того, чтоб завтра меня не потащили в психушку: ПОКАЗАТЬ ЛЮДЯМ ВОКРУГ, ЧТО Я - НОРМАЛЬНАЯ, ЧТО Я - СУЩЕСТВУЮ. Поверьте, это лучше любых агиток, плакатов и митингов.

Я предвижу, что совсем скоро - будет СОВСЕМ нельзя. Следующим по плану идет закон о запрете на информирование на тему ЛГБТ в любом положительном ключе, уже без оговорок по возрасту. И я предвижу, что до тюремного заключения... может и не дойдет, но будет очень-очень близко. А тут уже включится инстинкт самосохранения, о да. Когда на тебя опускается дубинка, то разумней сказать все, что угодно, чтоб выжить - тут никто не спорит.

Но пока дубинка еще не опустилась. Пока единственная дубинка существует в вашей голове. Используйте этот шанс, чтоб потом сказать себе: я сделал все, что мог. Чистая совесть еще чего-то стоит в этом мире. Хотя бы одному человеку, а? Если каждый из тех, кто боится, расскажет о себе хотя бы одному человеку, миф о меньшинствах, о долях процентов развеется, как дым. Нас больше, чем 1, 5, и даже 11%, я уверена. Достаточно пройтись по улицам, чтоб это понять. Но надо еще и открыть рот, правда, вот надо.

Ради детей, которых сгноят в психушках, ради своих будущих детей, которые будут жить в этом чудесном новом мире. Ради самих себя. Потому что то, что не нужно, имеет тенденцию исчезать. И если вам не нужна свобода слова и ориентации, если вы предпочитаете жить, как в советское время, прячась и заключая фиктивные браки - то ваше желание обязательно исполнится. Оно уже исполняется, потому что, к сожалению, вас большинство из нашего меньшинства.

Закрываю комменты, потому что слушать о глубоких нравственных мучениях тонких натур не хочу. Тем, кого скоро будут пи*ить прямо на улицах, на эти мучения глубоко положить, знаете ли.

URL записи

Наверное, не мне к этому призывать. Я сама слишком долго молчала.
Потому что так проще. Потому что так тише.
Потому что я знаю этот ужас загнанной лисицы, когда стук у тебя в висках заглушает все звуки и ты молишься любому богу, чтобы никто не заметил твоих бегающих глаз.
Когда кто-то говорит, что всех этих мерзких пидоров надо перестрелять — и ты делаешь вид, что тебя здесь нет.
Когда этот кто-то — твой друг, твой сосед, твой учитель. Твоя мать.
Когда единственное, что ты знаешь наверняка о своей шаткой жизни, это — все они будут ненавидеть тебя, когда узнают, кто ты есть на самом деле.
Я знаю.
И всё равно я хочу вас попросить.
Если хотя бы одному человеку вы сможете объяснить, чего не хватает этим мерзким пидорам. Почему они не сидят тихо в своем подвале. Почему им нужны какие-то чертовы права. Хотя бы одному — тогда ваша жизнь уже будет чего-то стоить.

Ведь на самом деле дело не в правительстве и не в системе. Это всегда только вершина айсберга. Не сферическая система в вакууме строчит под отчаянными постами Лены Костюченко сотни оскорбительных комментариев и угроз. Не сферическая система в вакууме радостно орет: «Ура, гасим вонючих пидоров!» Не сферическая система в вакууме предлагает насиловать лесбиянок, чтобы они поняли, что такое настоящий мужик с настоящим хуём. И не от системы ты получишь ночью бутылкой по голове, потому что кто-то решил, что ему противно смотреть на твои пидорские шмотки.
Это не система, это люди. Заезженные слова Довлатова вспоминаются: «Мы без конца ругаем товарища Сталина и, разумеется, за дело. И всё же я хочу спросить: кто написал четыре миллиона доносов?»
Знаете, что самое страшное в гомофобии? Это не только депутаты с раком мозга, пропитое быдло в футболке «ЯРУССКИЙ» и гиперактивные провинциальные домохозяйки. Это аудитория «Афиши» и «Зэ Вилладж». Это твои однокурсники, которые закончили школу с золотой медалью и увлекаются пленочной фотографией, будущие нанотехнологи, хирурги, веб-дизайнеры и редакторы «Афиши». Это кандидаты наук с двумя вышками. Это твой отец, который научил тебя любить Арету Франклин и фильмы Тарковского.

Полтора года назад, когда это всё начиналось, мы встречаемся с моим старым лицейским другом, Т., в маленьком кафе на Китай-городе, чтобы поплакать друг другу в плечо.
И Т. говорит мне те же слова, которые написала девушка в посте выше. Что мы должны выходить из шкафа. Что мы должны показывать им себя. Показывать, что мы существуем в реальности, а не в репортажах с другой планеты про тусовки в розовых перьях. Мы их соседи, их племянники, их друзья. Их способные мальчики и примерные девочки, которых ставили в пример одноклассникам. Друзья их детей. Их дети. Он говорит, что только так мы сможем чего-то добиться...
Когда мы собираемся уходить, к нам подходит девочка-официантка, тоненькая блондинка в круглых очках, которая незаметно крутилась рядом с нашим столиком чуть дольше, чем это было нужно на самом деле. Она смущенно спрашивает, не может ли она пойти с нами, потому что она как раз закончила смену. Очень хочет с нами поговорить. Мы идём по тёмным переулкам под ватными хлопьями ноябрьского снега и девочка рассказывает, что тоже приехала сюда недавно, учится в медицинском, подрабатывает вечерами и тратит все деньги на своё хобби — на самом деле она мечтает рисовать, только родители не позволили, потому что «это не профессия». Что она впервые встретила таких (с запинкой) людей. Гомосексуалов, подсказываем мы. Совсем нестрашное слово, правда? Настоящих, живых, с этой планеты, не зеленых и не в крапинку. Смеёмся. Снег колет щеки и тает в волосах, и Т. накидывает на меня свой шарф. Она смотрит на нас со странным волнением и начинает быстро говорить, что всегда слышала про каких-то больных извращенцев, а мы такие классные, такие интересные, такие красивые, и ей очень стыдно, но она не могла перестать подслушивать нас, и как ей жаль, что всё так происходит в нашей стране, что так неправильно и жестоко, и как вообще люди могут думать о нас что-то дурное, и... Снег на моих щеках вдруг становится тёплым.