В Городе неверная, порывистая весна - она вырывается сквозняками из сырых подъездов и парадных (а это разные вещи) - на продуваемые улицы, на свежий, доходящий до самого сердца воздух, на небрежно забрызганную редким солнцем свободу. Это ощущение весны - его не передать, не выплеснуть из себя, и не вычеркнуть из памяти такие разные предыдущие. (Незнакомые аллеи, заброшенные парки, трамвайные пути, мосты, Волхов, вечера и утренние пустые улицы.) И везде этот воздух.
Небо в Городе по вечерам такое, что хочется идти на запад вечность, пока не войдешь прямо в него, в этот глубокий синий цвет с золотой несбыточной каймой. От этого неба хорошо и больно, и Город достает до него шпилями и крышами, и поэтому хочется на крышу, ближе к хранящему куполу.
Каждый раз, выбегая вместе со сквозняками на улицу, я чувствую, что он держит меня. Каждый раз я обещаю ему не сдаваться, потому что пока я здесь, он и есть мой стержень.

По-прежнему трудно, как будто я иду по пояс в воде. Даже простые вещи даются с усилием - выпить кофе в кафешке напротив Казанского утром понедельника, расставить цветы в вазы, улыбнуться соседу с десятого этажа, отметить новый маршрут на карте. Через три недели мы уезжаем на восемь дней в Венецию, о которой я мечтала с восьмого класса, а у меня в голове клубится белый туман, и он на вкус как молочный коктейль.
Чтобы изменить перспективу, достаточно выйти на Неву в марте - лед еще крепкий - и сразу обостряются ощущения, потому что белое низкое небо прямо над головой, и белая бескрайняя река под ногами, и ты между ними затерян и одновременно совершенно perfectly in place, как в объятиях. Safe and sound. Это безграничное доверие к Городу живет где-то глубоко внутри, рядом с самым главным.

Со всеми своими узлами и углами, со сжатой намертво пружиной внутри, я только здесь ощущаю себя правильной и целой. Хоть и не могу удержать это чувство в себе надолго.