I tried but now I can't feel a thing
Just gagged and bound and clipped at the wings
Oh no
What's happening to us?

Пространство большого города - как звенящая связка ключей от параллельных миров, - в нем можно задыхаться, молить о помощи, дирижировать музыкой сфер, спасать или убивать кого-то, просто жить, - и тысячи людей будут проходить мимо, даже не замечая. Нигде, наверное, нельзя быть друг к другу так близко и так далеко, проходя по границе, как по параллельной прямой. Или пересечься неожиданно в случайной точке пространства, где-то между четвертым этажом и пятым, или на перекрестке за углом, под проливным дождем белых страниц, вырванных то ли из диссертации, то ли из чьей-то жизни.
Так встречаются герои этого фильма - Бенджамин писал ту самую диссертацию и наблюдал за улицей внизу, Анника ехала на репетицию с тяжелой виолончелью за спиной, а Кристиан спешил на работу. Их, конечно, завертело в круговерти странной дружбы и прекрасной музыки, маленьких приключений и серьезных драм: она выбросила из окна гипсовый бюст то ли Моцарта, то ли Бетховена, то ли вообще Гёте, они болтали чепуху и ехали за ней по тоннелю метро, а еще, конечно, влюбились в нее оба. Вот только Бенджамин в инвалиндном кресле, и влюбиться для него - все равно что нырнуть с высоты с завязанными глазами.
И все у них было, как в жизни, где любовь не спасает от катастроф, влюбленность не ограждает от страхов, а желание помочь не гарантирует эмпатии. И все они были людьми - такими сильными, такими слабыми. И никто из них не мог спасти другого, даже и услышать - только через помехи и прерывистые вздохи. Тут нечего прощать - просто Бен слишком хотел любви для себя, чтобы думать о чувствах других, просто Анника не справилась - а кто бы смог?, просто Кристиан не понял сразу, что делает только хуже. И, как и было обещано, их развело в разные стороны, и новая жизнь начиналась прямо за пределами маленького балкона.
Как немцы умеют снимать такие фильмы? В которых смешное соседствует с трагичным, и простые, на первый взгляд, эпизоды выворачивают душу? Это "Винсент хочет к морю" в городском антураже, свежий воздух сквозь болезненные судороги, невидимый оркестр и гаснущий во всем городе по мановению руки свет, и счастье хотя бы на миг оказаться на вершине. Это отчаяние, сменяющееся обещанием сделать из своей жизни что-то значимое, хотя бы для себя самого.

Well I'll just shut my eyes till we get back home
Till we touch back down and keep playing dumb
And I'm carving my own little master piece
Go ahead, cut deep but don't tell the boys