Последние дни необъяснимо тяжело, и хочется домой; и "домой" - не совсем пространственное в этом случае, а какое-то глупое и ощущенческое стремление, домой, - это сразу и в прошлое, и к потерянным близким когда-то людям, и к старой не изменившейся еще себе, откатом по всем параметрам к настройкам пятилетней, что ли, давности. По долгам приходится платить, за моменты блаженного безразличия и безболезненные переходы - такими вот хроническими, как мигрень, приступами - то ли давление понизилось до опасных отметок шторма на невидимом море, то ли ты идиот и все-все проебал, хрен его разберешь теперь. Такие вот фантомные боли и бури в стакане с эмблемой университетской столовой, я их сама когда-то успешно себе предсказала, как по нотам.
И если Гроссман таки прав, и каждый так и живет всю жизнь, опрокинутый в собственную голову, как в колодец, то и конца этому хороводу не будет - куда бы ты ни ехал, себя ты обреченно таскаешь с собой в ручной клади, прижимая к теплому брюшку в особо выразительные моменты.
Я не знаю, что с этим делать, потому что накрывает вот так вот неожиданно, когда все вроде бы хорошо, - обрывками ощущений и запахов, чужими отпечатавшимися в памяти словами, осознанием невозвратности всего этого своего прошлого, вроде бы обыденной и правильной, но обдирающей все внутри до онемения будто кипятком.
И кажется, можно дотянуться и дотронуться до этого "домой", выйти в утренний сумрак знакомого города, и будто все только начинается, и будет теперь заново, но лучше и правильнее, потому что ты теперь гораздо умнее.